Я кивнул.

— Колган полиции — не друг, — сказал Бруссард.

— А он и не обязан быть другом. Он писать обязан. Работа у него такая.

— Не спорю, — сказал Пул. — Но нельзя, чтобы журналисты узнали об этом расследовании что-то такое, чего мы не хотели бы разглашать. Согласны?

Я взглянул на Энджи. Она рассматривала Пула через сигаретный дым. Наконец она кивнула:

— Согласны.

— Чудесно! — сказал Пул с шотландским акцентом.

— Где вы раздобыли такого? — спросила Энджи Бруссарда.

— Работая его напарником, получаю лишнюю сотню в неделю. За риск.

Пул наклонился, принюхиваясь к струйке дыма от сигареты Энджи.

— Во-вторых, — продолжал он, — вы не из нашей конторы. Прекрасно. Но мы не можем позволить вам участвовать в этом деле, если вы будете добывать показания, демонстрируя огнестрельное оружие, как это было с мистером Большим Дейвом Стрэндом.

— Большой Дейв Стрэнд собирался меня изнасиловать, сержант Рафтопулос.

— Понимаю.

— Нет, не понимаете. Вы понятия не имеете, что это такое.

Пул кивнул:

— Прошу прощения. Как бы то ни было, сегодняшнее происшествие в «Филмо» — исключение. Это не должно повториться. Согласны?

— Согласны, — сказала Энджи.

— Что ж, ловлю на слове. Как вам наши условия?

— Если мы согласимся не давать утечек журналистам, что, уж вы мне поверьте, подпортит наши отношения с Ричи Колганом, вам придется держать нас в курсе. Будете вести себя с нами как со СМИ, позвоним Колгану.

Бруссард кивнул:

— Условие справедливое. Как думаешь, Пул?

Пул пожал плечами, не сводя с меня глаз.

— Мне трудно поверить, — сказала Энджи, — что четырехлетний ребенок исчез из дому теплой ночью и никто этого не видел.

Бруссард крутил на пальце обручальное кольцо.

— Мне тоже.

— Итак, что мы имеем? — сказала Энджи. — Прошло три дня, у вас, должно быть, есть что-то, чего не было в газетах.

— У нас показания двенадцати человек, — сказал Бруссард, — начиная от «Я забрал девчонку и съел» и заканчивая «Я забрал девчонку и продал представителям униатской церкви». — Он печально улыбнулся. — Ни одно из этих показаний не проверено. Одни экстрасенсы говорят, что она в Коннектикуте, другие — в Калифорнии, третьи — в нашем же штате, но только в лесистой местности. Допрашивали Лайонела и Беатрис Маккриди, алиби у них железные. Наведались к бомжам. Обошли всех соседей, не только чтобы спросить, не заметили ли они чего-либо странного в тот вечер, но проверяли невзначай, нет ли в доме каких-нибудь следов девочки. Теперь знаем, кто нюхает кокаин, кто пьет, кто жену бьет, кто мужа, но никакой связи с исчезновением Аманды Маккриди не обнаружили.

— В общем, ноль, — подытожил я. — У вас ничего нет.

Бруссард медленно повернул голову и посмотрел на Пула. Тот смотрел на нас через стол, оттопырив языком нижнюю губу. Так прошло около минуты. Затем Пул открыл потертый дипломат, достал несколько глянцевых фотографий и передал нам через стол первую, черно-белую. На ней крупным планом был изображен человек лет шестидесяти. Кожа его лица так плотно прилегала к костям, что казалось, ее оттянули на затылок, собрали там в складку и закрепили металлической прищепкой. Тусклые глаза выпучивались из глазниц, крошечный рот едва был виден в тени изогнутого, как коготь, носа. Кожа на ввалившихся щеках была так сморщена, как будто этот человек беспрерывно сосал лимон. Лысый яйцеобразный череп прикрывала дюжина жидких седых прядей волос.

— Знаете его? — спросил Бруссард.

Мы отрицательно покачали головами.

— Зовут Леон Третт. Сидел за педофилию. Попадался трижды. Первый раз присудили принудительное лечение в психушке, потом два тюремных срока. Последний отсидел примерно два с половиной года назад, вышел из Бриджуотерской тюрьмы и исчез.

Пул передал вторую фотографию, на этот раз цветную, на которой была изображена в полный рост гигантских размеров женщина, косая сажень в плечах, с косматой гривой, как у святого Бернарда, каштановых волос.

— Боже, кто это? — ужаснулась Энджи.

— Роберта Третт, — сказал Пул. — Жена Леона. Снимок сделан десять лет назад, так что она, возможно, немного изменилась, но не думаю, чтобы в объеме. У Роберты дар, под ее рукой начинает колоситься даже засохший пень. Зарабатывает на жизнь и поддерживает своего дорогого Леона, выращивая цветы на продажу. Два с половиной года назад бросила работу, съехала со своей квартиры в Рослиндейле, и с тех пор их обоих никто не видел.

— Но… — начала было Энджи.

Пул передал нам через стол последнюю фотографию. Смуглый человечек со странно перекошенным, морщинистым лицом, кося правым глазом, вглядывался в объектив, всем своим видом выражая бессильный гнев и замешательство.

— Корвин Орл, — сказал Пул. — Тоже педофил. Из Бриджуотерской тюрьмы вышел неделю назад. Где сейчас — неизвестно.

— Но связан с Треттами? — спросил я.

Бруссард кивнул:

— Сидел с Леоном. Когда тот вышел на волю, соседом Орла по камере стал грабитель из Дорчестера, Бобби Минтон. Вручную выражал свое отношение к статье Леона, перевоспитывал. А в перерывах слушал его откровения. По словам Минтона, у Корвина была мечта: после освобождения поехать к Леону и его женушке и зажить с ними одной большой счастливой семьей. Приехать Корвин собирался не с пустыми руками. Тяжелый у него случай, по-моему. Как говорит Минтон, подарить он хотел вовсе не бутылку виски «Катти Сарк» Леону и розы Роберте. Подарком должен был стать ребенок. Третты любили, чтобы дети были маленькие. Не старше девяти.

— Этот Минтон вам сам позвонил? — спросила Энджи.

Пул кивнул.

— Как только услышал об исчезновении Аманды Маккриди. Он весьма красноречиво и убедительно просвещал Корвина об участи педофилов в Дорчестере. Объяснял, что он и десяти шагов не пройдет, как ему член отрежут и в рот засунут. Корвин Орл будто бы решил выбрать подарок для Треттов именно в Дорчестере, чтобы таким образом отомстить Минтону, по крайней мере, сам Минтон так считает.

— И где Корвин сейчас? — спросил я.

— Исчез. Установили наблюдение за домом его родителей в Маршфилде, но пока ничего. Из тюрьмы он уехал на такси в стриптиз-клуб в Стоутоне, там его в последний раз и видели.

— Телефонный звонок Бобби Минтона — это все, что связывает Орла и Треттов с Амандой? Других связей нет?

— Согласен, материала у нас маловато, — нехотя кивнул Бруссард. — Но у Орла кишка тонка похитить ребенка в незнакомом месте. Судя по досье, он на такое неспособен. Он заигрывал с детьми в летнем лагере, где работал семь лет назад. Никакого насилия, никакого насильственного удержания. Возможно, он просто прикидывался овечкой перед сокамерником.

— Ну а Третты? — спросила Энджи.

— Роберта вне подозрений. Единственное, за что она сидела, — пособничество после вооруженного ограбления винного магазина в Линне, дело было в конце семидесятых. Она отмотала год, и ее выпустили под надзор полиции. С тех пор ни разу не попадалась.

— А Леон?

— Леон. — Бруссард присвистнул. — С Леоном совсем плохо. Обвинялся двадцать раз, осужден трижды. Большинство дел закрывали, жертвы отказывались давать показания. Не знаю, известно ли вам, как обстоят дела с жертвами педофилов. Так же, как с крысами и мышами. Видите одну, рядом еще сотня. Поймали вы извращенца, пристававшего к ребенку, держу пари, рядом — еще тридцать, но с ними он не попался, если еще хоть что-то соображает. В общем, Леон, по нашим прикидкам, изнасиловал полсотни с лишним детей. Пока он жил в Рэндолфе, а потом в Холбруке, там бесследно пропадали дети. Федералы и местная полиция в их убийстве в первую очередь подозревали его. И вот еще что. Когда Леона взяли последний раз, люди из полицейского департамента Кингстона возле его дома обнаружили схрон с оружием.

— За это привлекли? — спросила Энджи.

Бруссард покачал головой.

— У него хватило ума устроить его на земле соседа. Полиция знала, что это тайник Леона, — у него в доме нашли «Дневник Тернера», [9] целую стопку рекламных проспектов НАВНО, [10] мануалы, как обращаться с оружием, в общем, все, что полагается находить у таких типов, но доказать ничего не смогли. Улик не хватило. Он очень осторожен и умеет прятать следы.

вернуться

9

«Дневник Тернера» — роман Эндрю Макдональда, бывшего лидера расистской организации «Национальный альянс».

вернуться

10

НАВНО — Национальная ассоциация владельцев нарезного оружия.